Стоит Джул обыкновенный [косуха, рубашка, кожаные штаны, берцы] перед деньгоедной машинкой - в одной руке дибильник, в другой пятидесятирублевая бумажка, на лице - отражение того, что играет в плеере, а в плеере рвет душу в клочья Джон Уэст ['...And now it fels like I've been here before / Looked in the window, but never opened the door / All of my visions have gone black / Now I'm trying to find my way back / To another life / In a time when the mysteries were told / To another life / In a world full of shadows, behold / I'm moving soul to soul / Soul to soul"] В общем, внутри Джула полная идиллия, а на внешний мир Джулу наплевать.
- Слышь, мать! - произносит жалобный голос откуда-то из района Джуловой задницы, и тяжелая рука опускается на плечо.
С сожалением вытаскивая наушники Джул оборачивается, дабы взглянуть сверху вниз на вновь приобретенного сыночка. Метр с кепкой в прыжке, спортивный костюм и лакированные туфли, на бритой башке кепочка, на роже - следы длительного запоя и систематического экстренного торможения об асфальт. Видимо, на Джуловой роже многое читается про этого "сыночка", и на Джулово хриплое "Чё надо?" новоявленный родственник подбирается, расправляет плечи, став на сантиметр-другой выше, но все равно глядя на Джула снизу вверх, прикладывает руки к груди и выдает басовито и даже несколько интимно:
- Прости, братуха...
Джул тут же погружается в размышления на тему, как удивительны люди - назвать незнакомого тебе человека братом... может пацаны на самом деле нехило так религиозны? Все люди братья и все дела...
- Братуха, помоги, купи пива, будь человеком... - продолжает тем временем переквалифицировавшийся из "сынка" братик, и не теряя надежды разбудить в Джуле родственные чуЙства, заглядывает в глаза: - А да ладно... Прости еще раз, брателло...
И несостоявшийся родственник быстренько испаряется в сторону
"Палево..." - думает Джул.